[sky-online]

ЗВ-Фанфик, господамы и сочувствующие.

Дарвест подкинул вводную. Вот здесь.
darvest.diary.ru/p185585101.htm
В два слова: после третьего эпизода Палыч умер, Анакин задумался и мыслями постепенно дошёл до диктатуры со своей персоной во главе. Харизматичный император Вейдер первый, целенький и без маски. Падме жива, дети растут в семье. Прынцы и прынцессы.

Я вдохновился (ну еще бы! Семья Скаев в сборе, и старший — император всея вселенная!) и накатал по этой вводной следующее.
Жанр: лёгкий юмор, я полагаю. Стёб?
Размер: мини.
Рейтинг: нету.
Предупреждения: альтернативная вселенная, упоминание слэша в разговоре.
Комментарий автора: я встречал анекдоты про Вейдера, которому пришлось менять памперсы младенцам. А вот баек про взаимодействие с ребёнками постарше и их соразмерно подросшими проблемами, как-то не видел. А это как раз по моей части.
Продолжение: возможно в виде серии такого же размера диалогов, что-нибудь вскрывающих и обрисовывающих.


Домой Люк вернулся под утро... рано утром... да чего уж там, поздним утром, когда на Корусанте уже рассвело и все, работающие днём, давно расползлись по работам. Дроид-секретарь, принимая куртку (которую Люк небрежно набросил на протянутые марионеточно-негибкие руки), монотонно провозгласил, что принца Люка ждёт его величество, великий и справедливый Анакин Скайвокер, также известный как Вейдер Первый, правитель Галактики, начиная с Корусанта и...
Дослушивать Люк не стал. Когда речь зашла об Альдараане и Татуине, он же бежал к папиному кабинету, решив, что суть дела он лучше узнает на месте. Дождаться, пока протокольный дроид закончит перечисление всех папиных титулов, всё равно нереально. Разве только на спор.
Да, именно бежал, потому что бегать полезно, особенно ночным гулякам. А вот пользоваться внутренней транспортной системой дворца, которая требует применения документов и отсылает все данные на принца маме, ночным гулякам совсем не полезно. Вот узнает она, что он сегодня опять пропускает занятия, и такого леща ему отвесит! Лучше не связываться.
Дроид, который на входе, ей не донесет, потому что дроида Люк перепрограммировал, причем очень давно, во время первых попыток избавить дроида от стукачества и отучить перечислять все папины титулы. Папа потом перепрограммировал, как было. Лично. Дроид после этого по-прежнему не доносил маме, но обратно научился перечислять титулы. Папа потом объяснил, что нехорошо это, когда у входа во дворец, пусть даже черного, находится привратник, который без должного уважения отзывается о хозяине дома. Сам Люк считал, что настоящая причина в папином нежелании заранее объяснять, зачем ему в очередной раз понадобилось побеседовать с сыном-лоботрясом. Пускай-ка всё узнаёт на месте, по прибытии. То есть теоретическая возможность всё узнать от секретаря у него есть, а практически попробуй-ка ей воспользуйся. Кучу джедайского долготерпения натренируешь в процессе, так эти папины титулы на зубах навязли.
Папа сидел в кабинете с некой сложной задумчивостью на лице и веяло от него теми особыми тяжестью и холодом, от которых люди иной раз почему-то теряли дар речи и демонстрировали совершенно негодную для людей, занимающихся политикой, психическую закалку.
— Привет, что я пропустил? — бодро спросил ребенок, пристраиваясь на краешек стола, за которым вершились судьбы цивилизаций. Взгляд, мазнувший по столу, дал ответ на этот вопрос. Перед папой лежали изображения. Застывшие кадры голографических записей. Их называют скриншотами или фотографиями, и время от времени используют в работе те, кого раздражает ненужное мельтешение, генерируемое прокручиваемыми по кругу записями. Всем голография хороша, только смотреть на нее сколько-нибудь долго невозможно. Одно и то же туда-сюда, одно и то же туда-сюда... Такое радует, только если изображена какая-нибудь сногсшибательная красотка вроде сестрицы Леи, на которую можно смотреть бесконечно, ничуть не стесняясь своих исключительно братских восторгов.
На этих фотошотах была изображена отнюдь не Лея, а очень даже Люк. Причем в таком виде, в каком Лея смотрелась бы просто изумительно, ну а что касается её брата... Ее брат смущенно заёрзал на столе, самую малость покраснел и отвёл взгляд. Спасибо, что не в движении. Огромное. Нечеловеческое. Интересно, папа запись только в таком виде разглядывал, или в движении тоже?!
— Предлагаю вариант, — сказал папа задумчиво.
Люка вновь окатило тем самым холодом, от которого впечатлительные валились в обмороки. Валиться в обмороки ребенок не собирался, разве что от смущения, поэтому поёжился он не от холода, а от этого самого нахлынувшего на него смущения.
— Что за вариант? — спросил ребенок с надеждой. Не воротить же нос, когда предлагают? Вдруг что-то дельное предлагают?
— Сперва ты встанешь на колени. Затем достанёшь из неприкосновенных запасов самое честное выражение лица, с которым врёшь маме. И примешься искренне меня уверять, что имела место любовь всей твоей жизни, без которой ты жить не сможешь. Иначе я этому твоему дружку яйца оторву и съесть заставлю.
— Это всего пару раз было! — возмущенно и ничуть не испуганно ответил ребенок. — Мы оба были пьяные как контрабандисты между рейсами! Переспали и забыли. А ты из этого трагедию какую-то делаешь.
— А я всё равно ему яйца оторву... — с нехорошей задумчивостью ответил папа.
— Да как ты вообще эти записи добыл?!? — возмущенно продолжил ребёнок. — Ты что, следил за мной, что ли?! Это вообще не твое личное дело, как я своё время провожу, чтобы слежку за мной устраивать! А если уж устроил, то должен был сделать вид, что ничего не знаешь — это в конце концов будет хотя бы вежливо. Это же моя жизнь, не твоя! А ты... нотации мне тут родительские читаешь.
— Как это всё между вами получилось? — спросил практичный родитель, переходя к практической части и переключая на нее ребенка, умевшего страдать и возмущаться бесконечно и прекращавшего страдания моментально, как только ему находилось, чем заняться еще.
— Он таблетки какие-то притащил, — угрюмо ответил ребенок, ожидаемо переключаясь. — От них балдеть начинаешь сильно и всем очень радоваться. А потом становится всё равно, с кем чем-нибудь заниматься. Одно делаешь — хорошо, другое — хорошо, третье — хорошо... Ну вот мы и воспользовались моментом. Я же говорю — напились как контрабандисты. Но тебе-то какое дело!
— Я — император. Мне до всего есть дело. До ребёнка тем более, — ответил папа.
— Ясно, ясно, политическая целесообразность, необходимость думать на перспективу, думать о последствиях, думать о своих действиях и думать всеми прочими известными тебе способами, — ответил ребенок. И обиженно надулся. — Но это всё равно было моё дело, чтобы ты меня так в это тыкал! И вообще, неужели ты всегда был таким занудой и всегда думал о том, что делаешь? Если скажешь, что был — не поверю!
— Жизнь требует применения своих способностей, — ответил папа. — Возраст и опыт подсказывают, что интеллектуальные способности входят в число требующих применения.
— Ясно, ясно. Я — молодой дурак. И сорвиголова. И как только уродился у вас, таких умных.
— Не всем же быть умницами, — сдержанно ответил папа. — Заметь, я тебя с Леей не сравниваю. Это ты себя с ней вечно сравниваешь. До такой степени, что прямо подражать ей начал, да не с того.
Люк снова покосился на фотошоты и опять покраснел. И спросил, не выдержав:
— А в движении видел?
— Видел, — сдержанно ответил папа. — Понимаю восторг твоего друга. Ты так мурлыкал и просил продолжения, что немудрено было принять тебя за начинающую девочку. Я впечатлён.
— Я пьяный был... — очень тихо сказал ребенок, краснея просто до ушей. Он понимал, что над ним издеваются, но абстрактное понимание, как и любые абстрактные логические выводы, ничему и никогда не помогало и в данном случае не успокаивало.
— Больше так пить не будешь?
— Может и буду, — упрямо ответил ребенок. — Не твоё дело, как я напиваюсь и с кем. И...
— И до каких последствий, — подсказал папа.
— И до каких последствий! Это мои последствия. Не твои. Даже если они будут какие-нибудь политические.
— Вроде этой записи, распространённой повсеместно? — подсказал папа.
— А чтобы этого не случилось, у меня папа есть! — ответил ребенок. — И папина служба безопасности, которая проследит, чтобы информация о том, как я напиваюсь, не просачивалась куда не нужно. Или я не прав? Зачем ты вообще своих дармоедов держишь, если такое может попасть не в те руки??
— Ты плохо представляешь специфику работы таких служб, — ответил папа. — Когда дело касается информации, ничего нельзя гарантировать. Иногда даже чертежи засекреченных боевых станций попадают не в те руки.
— А у нас есть такие боевые станции? — удивленно спросил ребенок.
— Нету, — ответил папа. — Ты тему-то не переводи. Мы еще не закончили говорить про друга, который тебя безобразно спаивает. Из-за чего ты временами пропускаешь учебу и вынуждаешь мою службу безопасности доносить о тебе возмутительные сведения.
— Ну ладно, ладно! — застонал ребенок. — Ты мёртвого достанешь. И говоришь сейчас прямо как мама. Это ей вечно не нравится, что я учёбу пропускаю и по гулянкам шляюсь. Ладно. Не буду я больше эти таблетки есть, а пить буду только шампанское из высоких бокалов с красотками из голо-шоу и что они мне еще нальют. Согласен? Удовлетворен? Больше доставать не будешь? А друзей моих не трогай. Они не виноваты, что они такие. Я их по себе выбирал. Сегодня он начудит, завтра — я...
— Вон отсюда, — ответил папа вместо "договорились".
Просветлившись от достигнутого взаимопонимания, ребенок пошёл, куда послали. Вон из кабинета.
Даже не попросил, чтобы папа записи уничтожил. Решил, что раз что угодно могут стащить, то папа не дурак, сам догадается, что уничтожить надо.