Некоторые переосмысления вышли на новый виток, но писать на дайр о них стало неудобно. Сложно подбирать слова, чтобы объяснить.

Когда мне было 14 лет, в гости издалека приехала тётя. Там Был Случай. Во время обычного разговора, когда я по своим понятиям "поводов для эмоций никаких не давал", она меня вдруг обняла и вообще повела себя как-то странно — как будто имеет дело с ребенком, к которому испытывает эмоции. Я растерялся и полностью дезориентировался — я не знал, к чему такое вообще прицепить. И мне тогда почему-то захотелось расплакаться. Но почему, я тогда не понял.

Щас я сижу у родителей. И это полная задница всем перспектвам, хотя и отдельно от них была бы такая же задница, но по другим причинам. И словами на самом деле не объяснить родительскую задницу. Кто понимает, тот понимает, а кто не понимает, тот не поймёт. Ни при каких обстоятельствах разговор с мамой не может быть вынесен в эмоциональную-моральную плоскость. Её тут нет. Только дейстия. А я без возможности вынесения ситуации в эмоционально-моральную как без рук, поход за хлебом не могу распланировать. Чего уж говорить о более сложных вещах.

Исторически сложившееся положение вещей, когда определенных вещей вроде как нет, привело к тому, что у меня не было навыка общаться с людьми иначе чем про конкретику (которую понятно, к чему прицепить) или абстракции (про которые понятно, что их ни к чему цеплять не надо).
Но взаимодействие людей ведь не исчерпывается тем, что можно придумать внутри своей абстрактной, висящей в вакууме и никому не нужной головы.
А получается, что всё, что я о живом межчеловеческом общении знаю, в руки попало случайно. Потому что тётя разок в гости приехала. Или по иным подобным причинам.

И вот когда из-за разных случайностей у меня вообще стало отрастать пространство, которое можно заполнять понятиями "обмен эмоциями", "моральная поддержка", "эмоциональное принятие", это всё начало больно стукаться об окружение, в планах которого не стояло, чтобы у меня вообще появились такие плоскости мышления.
Со мной вдруг стало неудобней, чем было. А что было? Ну...
Это я считаюсь дома отмороженным, потому что не общаюсь с людьми, которые не общаются со мной.
Это я слыву дома равнодушным, потому что не интересуюсь делами людей, которые не интересуются моими делами.
Это я не разговариваю о своих проблемах с людьми, которые не разговаривают со мной о своих проблемах.
И я же, эгоцентрик законченный, не разговариваю о чужих проблемах с людьми, которые не разговаривают о моих.
Будучи моложе, я пытался донести, что не считаю сложившуюся ситуацию сложившеся по моей вине. "Вы со мной первыми начали общаться!". Месседж по адресу не дошёл.

Моё детство — это в первую очередь бабушка, которая мне не нравилась до такой степени, что я с самого мелкого возраста отказывался сидеть у нее на коленях и напрочь не доверял. С бабушкой ребенок проводил много времени. Привет, интровертный и отмороженный ребенок. Пугливый, недоверчивый и врачи почему-то лет с трёх ставят невроз.
Это мама, с которой общаться хотелось. Но ее невозможно было даже втянуть во взаимодействие вида "иногда поиграть", она отпихивалась с крайним раздражением, потому что куча дел была важнее. Куча дел важнее и сейчас. У нее постоянно звонит телефон по работе и любой, кто ей позвонил, получает больше внимания, чем я. И да — последние несколько месяцев она не работает. А я, соответственно, болею. Это ни на что не влияет.
Но вопрос-то с мамой даже изначально ставился не через "иногда поиграть". Нужно-то было другое. И вот какими словами я мог объяснить человеку, что мне нужно, чтобы он просто обращал на меня внимание, если он разучился этому раньше, чем я начал с ним пересекаться?
Еще есть старшая сестра. От которой в детстве были сплошные нервы, нечестные поступки и невозможность кому-либо объяснить, что человек на семь лет старше меня по-любому способен красивее меня объяснить, кто в ситуации был прав и почему.
Негатив и недоверие к ней, возникший как результат ее детского поведения, у меня не прошел до сих пор. Тем не менее, в разговорах с ней можно много чего выцепить. Например, формулировку "когда маленькая была я, мама была еще живая. Настоящая. А тебе её уже не досталось".

Словами не объяснить, насколько это страшно — человек-хододильник, который не видит тебя в упор.
И насколько это беспросветно, когда ему невозможно объяснить, что он тебя не видит. Потому что у него своё восприятие ситуации. Он считает, что как раз всё наоборот хорошо видит. Особенная хорошесть, очевидно, обеспечивается путём невозможности донесения чужих точек зрения этому адресату. А когда чужих не видно, своя да — сияет особенно отчетливо.

Настолько бессмысленно перечислять, насколько всё плохо, потому что поток перечисления у меня может быть бесконечным. Всегда есть что-то еще. Огромная и огромная стопка историй, в которых на меня просто положили хуй. И большая часть оформлена так, что клавшие хуй люди всегда могут чем-нибудь оправдаться. И это прокатывает, если вынести за скобки возможность наличия у меня своего мнения. Поскольку по жизни и дома это прокатывает всегда, это многое говорит о моём доме.